Ну вот и всё :)
Эти Форумы Лотоса завершают своё существование, как и было запланировано Новые Форумы Лотоса ждут всех и каждого. Новый подход, новые идеи, новые горизонты.
Если хотите продолжать старые темы, то открывайте их на новом форуме под тем же названием и оставляйте в первом сообщении ссылку на старую тему.
***
- Ему уже легче? - спросила подоспевшая к месту происшествия Аня, испуганно глядя на то, как Юра Нок-даун склонился над ушедшим в бессознанку Крадовым Юра уверенно массировал какие-то точки на его дважды за сегодняшний день разбитом лице.
- Разбрасываешь грабли где попало, понимаешь! – вполголоса буркнул Забоенко недовольно зыркнув на коллегу.
- Так ведь удар-то был совсем не сильным… Тоже мне, неженка… Кисейная барышня… - тихонько стал оправдываться Похотник , стараясь, как и Валериан, не делать шуму.
- Не сильный, не сильный! Зато последствия – сильные. Может, у него мозговая травма какая… А, может, он ещё и припадочный, - поставил свой житейский диагноз мозговед Забоенко.
Лишь бы Калиюгина не прознала! А то не сносить нам этих белых халатов!
Тем временем маньяк Юра нажал указательным пальцем Диме на верхнюю губу, прямо под самым носом. Крадов, глубоко вздохнув, открыл глаза.
Лежащий на земле Дима увидел глубокое весеннее небо с белыми облаками ( почти что небо над Аустерлицем) , а на его голубом фоне – озабоченные лица незнакомых людей. Среди них одно – женское - разительно выделялось каким-то необычайным внутренним свечением.
- Где я ? – как и полагается в таких случаях спросил Дима.
- Где, где… На чистом пруде! – передразнил Крадова Забоенко, успокоившись, что все обошлось. Теперь санитар с нескрываемым удовольствием рассматривал свежую шишку как раз посреди лба пострадавшего.
- Теперь вспомнил! – произнес Крадов и попытался подняться на ноги, однако тело не вполне его слушалось. Слегка кружилась голова и , более того, в ушах стоял какой-то невнятный отдаленный шум: не то лаяла собака, не то бранилась женщина… Санитары подхватили Диму под руки и , воровато озираясь, перетащили его за ближайший куст. Неподалеку благоухала ароматом цветочная клумба в виде сердечка, которую Крадов успел рассмотреть ещё до того, как неосторожно наступил на брошенные в высокой траве грабли.
- Это ж надо, - с досадой сказал Конан, - у меня нехорошее предчувствие, что мы вообще никогда не дойдем до «Ё-блока»!
- Не ной! – оборвал его Забоенко, заботливо прикладывая к Диминой шишке лезвие своей сапки.
- Если я ещё жив, значит это кому-то нужно, - задумчиво сказал Крадов.
- Это нужно, типа того, нам, чтобы мы с Конаном не потеряли работу, - признался Валерьян и надавил сапкой на лоб посильнее.
- Хорошо, что ты пришел в себя! – подбодрил травмированного Конан. – Я, честно говоря, испугался, что ты уже того…
- Какая разница, «этот свет», «тот свет»… Все равно, ведь, СВЕТ, - отрешенно произнес Дима, глядя из-под сапки в небо.
- И этот уже заговорил, как и они! Заразился, небось! – заприметил факт духовного инфицирования нового пациента наблюдательный санитар Забоенко.
- Нет, он не заразился. Просто начинает понимать!- поправила бдительного Валерьяна Аня. Учительница принесла импровизированный компресс из мокрого носового платка. – Пожалуйста Валерьян, уберите свою сапку. Я сделаю потерпевшему примочку.
Дима неожиданно осознал, что прохладные касания рук и мокрой ткани к его лбу действуют, почему-то, обжигающе приятно, проникая теплой волной сквозь все тело: от макушки и до кончиков пальцев. Даже и не пытаясь скрыть легкую дрожь, Дима перефокусировал взгляд, пытаясь рассмотреть лицо склонившейся над ним женщины. У него сжалось горло, когда он обнаружил, что на него смотрят бархатистые, небесно-голубые глаза, источающие тепло, покой, сострадание и любовь…
Диме стало до неудобства уютно: ведь так ещё на него в этой жизни не смотрел никто. Поэтому он заерзал спиною по траве, ощущая себя лежащим на муравейнике, и спросил незнакомку, дивясь скованности своих голосовых связок:
- Вы кто?
Женщина заботливо перевернула компресс на другую сторону и ,улыбнувшись, ответила:
- Я – Аня! Не надо умирать. Лучше, вместо этого, сажать цветы… на могилах других!
Поёжившись от прозвучавших слов, Дима попытался проникнуть то ли в суть сказанного, то ли в ощущение увиденного. Аня же, убрав платок с Диминого лба, внимательно посмотрела на шишку и обратилась к санитарам, просматривающим глазами окрестности:
- Я пойду намочу ещё платок, а вы, пожалуйста, будьте с ним по-мяг-че!
Снова Дима вздрогнул и даже насторожился, потому что не привык младший налоговый инспектор к такому хорошему обращению, да ещё и в таких лошадиных дозах.
- Кто она? – поспешил он спросить у Похотника, когда Аня скрылась из виду.
-Кто Аня? – Конан призадумался. – Тут одним словом и не скажешь. Аня - учительница, Аня – вдова… Нет! Аня - монахиня-расстрига! Во!
Дима захотел было приподнять брови, но мимическим мышцам лица мешали как отек глаза снизу, так и распухший лоб сверху.
- Ни глаз не раскроешь, ни лба не наморщишь, - недовольно пробурчал себе под нос Дима. Непроизвольно сложив крест-накрест руки на груди, как покойник, он стал дожидаться милосердную Аню.
- Он, что, помер? – ткнул в Крадова пальцем Похотник и засмеялся.
- Как бы не так! Ты ещё с ним потягайся в игру «Кто больше проживет»! Помнишь, как я его бабахнул по голове дубинкой, а ему – хоть бы хны! – съехидничал Забоенко.
- Что вы , мужчины, говорите здесь о смерти? – спросила у санитаров возвратившаяся Аня.
- А… Это Димка вон прикидывается. – Конан махнул рукою в сторону куста.
Аня подошла к Диме и , подсев к нему поближе, переложила его голову с травы к себе на колени. Одной рукой она осторожно деформированный лоб холодный платочек, а ладонью другой провела несколько раз по Диминой небритой щеке, что-то при этом нежно и тихо напевая.
Потянув ноздрями воздух, Дима в очередной раз удивился: изо рта поющей женщины пахло фиалками. Поэтому Крадову стало не по себе: он словно возвратился в детство и погрузился в ощущения от неподдельных искренних объятий переполненной любовью матери. Дима почувствовал себя маленьким-маленьким. При этом, почему-то, диафрагма напряглась от страха и захотелось поплакать, поскулить, покапризничать, уткнувшись лицом маме в колени. Пытаясь перебороть нахлынувшие воспоминания и реакцию тела на них , Дима обратился к Ане:
- Расскажи мне что-нибудь…
Аня перестала петь и , взглянув на Диму, уточнила:
- Сказку?
Крадов кивнул.
Аня на мгновение замолчала и еще раз спросила:
- А не испугаешься ли ты, если эта сказка окажется слишком уж правдивой?
Дима отрицательно замотал головой, которая хоть и болела, но возлежала в надежных руках. В эти руки, наверное, можно было бы вверить себя навсегда…
- Хорошо! Слушай, но не пугайся. Я с тобою, помни об этом, даже тогда, когда забудешь свою память.
Бывшая монахиня Аня положила теплую ладошку Диме на лоб и неспешно начала свой сказ:
- В некотором царстве, в некотором государстве, а именно в том, в котором мы живем, жил человек, который получил от папы с мамой в наследство неизлечимую болезнь под названием «жизнь»!!!
Когда этот товарищ был еще маленьким, совсем крохой, то знал, что живет в прекрасном саду, среди вечноцветущих деревьев. Но, увы, в действительности ВСЁ ЭТО оказалось лишь мохнатыми корнями чего-то еще , корнями, свисающими со сводов мрачного подземелья.
Когда малыш понял это, то заплакал. А взрослые принялись утирать ему слезы, оставляя на детском лице глубокие раны – результат постоянного и механического трения. И тогда мальчик с ужасом понял, что когда-то умрет, что живые – это мертвецы мертвых. Он даже понял то, почему человек умирает!
Когда же его об этом спрашивали, он отвечал: «Человек умирает потому, что просто неприлично оставаться в живых, когда все вокруг – умирают» и ответ прислушивался: где-то , как звуковая иллюстрация к сказанному, снова играл похоронный оркестр.
Мальчик решил обходить стороною больницы с их моргами и кладбищами, завидуя , в связи с этим, животным. Когда же его спрашивали:»Почему?», он отвечал так: «У свиней, например, нет кладбищ: наши желудки – тому свидетели!».
Но кто-то из старших подсказал ему : «Обратись к Богу! Ведь мы отличаемся от животных тем, что ходим на задних лапках перед своим Творцом».
Вот так и узнал малыш, что этот мир КТО-ТО создал. Поэтому наш мини-герой решил познакомиться с тем небесным дедушкой, которого все называли Всевышним.
Каждое мгновение своей жизни мальчик отдавал молитвам и поклонам, чтобы приблизиться к Творцу, однако обнаружил странный парадокс, заключающийся в том, что, взрослея, страдая и болея, он, тем не менее, не знает больше, чем знает.
А люди, подобно автоматам, исчерпывали свой жизненный цикл и уже не вспоминали того заплаканного мальчика. Да и мальчик куда-то исчез. Во время сильной бури, после шипящего удара молнии – а так свидетельствуют очевидцы – с неба в потоках дождя упало что-то ещё. Когда же закончился ливень, люди увидели какого-то промокшего незнакомца в потрепанной одежде, который поведал им своё откровение, отряхнувшись от грязи.
Люди ужаснулись, услышав от того, в ком они признали давным-давно потерявшегося мальчика, такое: « Для того, кто его создал, мир, похоже, -
Отхожее место, холерный барак, мистерия вивисекции, жертвенный алтарь самопреклонения, объект для членовредительства, зона мастурбации, сфера трансабсолютного забытья, участок гангрены, для которого Создатель выступает в роли хирурга, исцеляющего самого себя оперативным вмешательством без наркоза. Мир – это злачное заведение, где бесполый трансвестит воплощается в признаки наших полов…».
Услышав такое, люди в страхе начали разбегаться, боясь небесного возмездия. Но молодой человек смело продолжал свою зажигательную проповедь, крича вослед убегающим: « Опомнитесь! Посмотрите! Мир – это символ, но не знак Бога. Это, скорее, Его именное тавро, раскаленной сталью которого Он метит нашу плоть и помечает нашу душу, обжигая собственные перста.
Бог клонировал нас от Себя: мания величия – тиражировать Свои образы и подобия.
Бог – явный невегетарианец, если питается нами.
Мир – это подделка, фальшивая монета с Божественным ликом на аверсе.
Великие люди болеют великими болезнями. Страшно же вообразить масштаб заболевания Того, кто скопировал с Себя мир и нас, да еще в таком нездоровом виде.
Здесь, у нас, Бог понарошку играет убиенного, истекающего бутафорской кровью, который, наигранно испугавшись, сдался, слёзно помучившись, якобы за нас, и нас же спровоцировал на Свою кровь .Этим-то он и переборщил, ПЕРЕИГРАЛ в человека. Бог заговорил на человеческом языке сам с собою! Диагноз, ещё один диагноз… А люди собрали консилиум и божественно молчат!
Творец иногда вступает с нашими женщинами в половую связь. Тогда рождаются Его законные дети. Но подобным младенцам мир Его незаконнорожденных детей не прощает – унизительно для себя – их высокого происхождения и беспощадно наказывает этих богодетей преждевременной смертью.
Люди! И чего это он от нас прячется? Что Ему, Безупречному, от нас скрывать? Бог – мучитель? Бог – палач? Бог – вне ЭТОГО??? Или в этом – нет Бога? Точно, ЗДЕСЬ ЕГО НЕТ, ибо есть боль…
Я попросил Его исправить ЭТОТ мир, сделать всё – наоборот. А Он, посмеявшись надо мной, отнесся к моей просьбе буквально.
И взглянул Я на мир, в котором время начало течь вспять и ужаснулся : там люди рождались стариками из могил, а хоронили их матери, вталкивая обратно в собственные чрева.
И я плюнул Ему в лицо!»
Убедившись, что разоблачительная проповедь не прекращается. Некоторые из осмелевших людей выбрались из убежищ, набросились на парня и начали избивать его , разрывая его одежду в клочья.
А молодой человек, из последних сил, кричал своим озверевшим губителям: «Вот видите, люди! Он не гнушается и этой «мокрой порнухой» под глупым названием «Моя жизнь»!»
Последними словами, которые изрек умирающий от побоев пророк были: «Вечные страдания за редкие наслаждения: неэквивалентный обмен…»
Аня вздохнула и, снова взглянув на Диму, бодро произнесла:
- Вот и вся сказка. Сказка, в которой мы и живем!
Дима. То ли крайне потрясенный услышанным, то ли максимально успокоенный женскими ласками, молчал. Звенящую тишину нарушил Похотник, тоже внимательно слушавший сказку:
- А как же вера в Бога и все церковные штучки вокруг этого?
Аня улыбнулась и ответила:
- Религия существует лишь до тех пор. Пока верующие – не все.
- А как же быть с подчиненностью нас мировым законам ? – поинтересовался и Забоенко, задетый чем-то сказанным за живое.
- Мировые законы никто и никогда не устанавливал и , поэтому, никто и никогда не должен выполнять! – сказала в ответ Аня.
- Поэтому-то ты и здесь! – уязвил её Забоенко.
- это не так страшно. Как кажется. Люди устроены так, что, когда они слишком о многом узнают, то, как и я, сходят с ума, чтобы не суметь рассказать о своих прозрениях другим. Более того, всегда на свет рождались жизнеспособные люди, разительно отличающиеся от подавляющего большинства современников какой-то странной способностью «видеть и искать», потенциалом к обретению внутренней центрированности. «Исключительность», «отклонение от нормы» привычно объявляли болезнью, а носителей нехарактерных аномалий либо спасительно оперировали, выправляя неразумную инициативу матушки-природы, или же настойчиво образумительно воспитывали, приводя заумное сознание пациентов в соответствие с общепринятыми шаблонами. А, в крайних случаях, потеряв всякую надежду на результаты насильственного традиционного окультуривания, просто уничтожали, так и не уразумев. Что эволюционирующая природа создает подобными путями экспериментальные образцы сверхлюдей. Поэтому-то человечество и бродит по кругу самовырождения…
- Так что, все-таки. ты против нашей религии? - раздувая ноздри, попытался завестись санитар Похотник.
- Сам подумай, Конан, как народ , у которого всё, в конечном счете, происходит через задницу, может обрести что-то исключительное, ну, хотя бы, религиозный путь? – улыбнулась Аня.
- Так, может быть, ты хочешь что-нибудь сказать и о нашем государстве? – Забоенко рванул на себе халат, обнажая левую грудь с вытатуированным на ней профилем президента Баяна. В стянувшемся от обиды соске угрожающе качнулась юбилейная пирсинг-медалька «Черноземии – 10 лет».
Аня спокойно отреагировала так:
- Сколько б человечество ни старалось, ничего и никогда идеального не создаст. Даже государства… Для этого нужно стать «чистой Идеей» или Богом, а, значит, умереть.
- И Вам, Аня, совершенно не дорога эта жизнь? – очнулся от кайфа Дима, лелея в глубине души тайную надежду на развитие дальнейших отношений со своей заботливой спасительницей. Аня стала строже. Пристально посмотрев мимо Крадова, куда-то вдаль, она громко и отчетливо произнесла:
- Я обвиняю эту жизнь в убийстве ребенка. …Ребенка, которым я когда-то была!
***
- Опускают! В лапти обувают! Хотят наше одеяло пробаянить! - истеричный голос из трубки сотового телефона, зажатого в пальцах Вениамина Завидловича Лапидарного, депутата Черноземского парламента.
- Слышь, Пальтухан! Угомонись. Ты мне коблу не парафинь, а говори все, как есть, шо за шняга? – скривив лицо, процедил в ответ сквозь зубы политик по кличке Ведрило и снова приложил трубку к уху.
- Венчик! Тут такое! Попал батька! Афаршмачился по самые коканы! Теперь его на дурку хотят замайданить! Говорят – вольтанутый! Не бежать мне в пол, если все это не так!- захлебывался эмоциями Пальтухан.
- А ну, не галагань! Закрой свой бабальник и не разводи бодягу раньше времени! Давай ко мне! На счет «три» - другая нога уже здесь! – ответил Лапидарный. Его лицо опять скривилось, но уже от того, что имиджмейкер, обнаженная шестнадцатилетняя блондинка, неаккуратно извлекла уголочек ногтя с большого пальца на левой ноге.
Минут через двадцать в комнату к Вене, разнеженному после сауны, массажа и сытного обеда, вошел угрюмый, похожий на орангутанга телохранитель по прозвищу Ирокез и доложил:
- Пальтухан тут!
- Впускай! – взмахнул веером розовых пальцев Лапидарный и глубоко затянулся кубинской сигарой.
- Веня! Вениамин Завидлович! С папашей беда! – с разгону заскулил вбежавший в комнату низкорослый крепыш со сломанными ушами, перебитым носом и двумя золотыми фиксами во рту.
-Чё бивнями сверкаешь, бесогон? Не бери на горло! Закуси калач и не запускай парашу, выштиблить твою мать в мышиный глаз! – ругнулся Ведрило и пустил в лицо Пальтухану терпкую струю слезоточивого сигарного дыма.
- Веня, я…
- Чё , поперхнулся? Ботало к гландам присохло? Рассказывай всё, как есть! – потребовал Лапидарный, подавшись вперед и пристально глядя на Пальтухана.
- Я чё, я – ничё! – стушевался гость, почесывая то бритый затылок, то небритую щеку.
- Ну, короче. В натуре… Звонит, значит, мне одна быдла и бакланит, что папик наш – совсем плох: то ли опоили его, то ли сам тронулся. В общем, наступил заскок! Сообразильник у папашки не фунциклирует. Видать батя теперь – психач и глупарь дегенеративный. И готовят ему экспертизу и импич, ты, понимаешь, мент!
При слове «мент» Веня вздрогнул и , глянув на вестового, прожурчал:
- Шо за вобла тебе про батю настучала, шо ты и слюни пустил, как нагрыжник муторный?
- Ты чё, Веня? Верняк тёлка! Хоть и всесоюзная, и скважина рваная. И в конторе ихней в секретной части селяга… - стал оправдываться Пальтухан.
- Так шо ж за лярва?
- Да ты её знаешь! Горстянка! Брата сестры мужа золовка Кольки Ливера!
- А-а-а! Горстянка! Эта луза мохнатая! Помню, помню эту хороводку, флейтистку заигранную! И я по миндалинам ездил ей не раз… Так чё, Пальтухан, офицерские погоны ей не дают ещё? Давно пора!
- Дают, дают! – поспешил ответить Венин собеседник, ещё сильнее округлив рачьи, навыкате, глаза. – И офицерские погоны дают, и солдатские, и даже штатские дают. Особенно в лифте!
- Фу, падла пробойная! Не изменилась! И ты арфистке этой игристой поверил? – Лапидарный сердито развел в стороны растопыренные пальцы босых ног.
- Да бутылку съем, если вру! При ей один ихний про все это во время минета по телефону говорил! – перекрестился Пальтухан.
- Лягавый?
- Не-е-е-е!
- Фараон?
- Та нет! Не фараон, а рамзес. Лейтенант, шо у Пальцена поручик.
- Ну и? – нетерпеливо задергал ногой из-под махрового халата Лапидарный.
Ну и говорит тот, кто в лифте Горстянку по гланды забалабанил, что папа занемог на голову и теперь у себя на плацкарте в хате тормозится! Но его, мол, надо на дачу к Кожидеру, а там – лоботомию ему, как Николсу в кино и Волапюка – на трон! Во как всё было! – Пальтухан попробовал более логично связать всю информацию воедино.
-У, падлы, ибасить их в бронх! Не-е-е! Нас они в этой кутерьме не оббаянят! Такого катаклизму наделаем, шо не на троне, а на том свете будут кровавым поносом свои понты колотить! – разошелся Ведрило и скомандовал. – Так, Пальтухан! Узнай точно, где теперь Президент. И, если его упекли уже в «кожидерню», то на ночь готовим прихват. Вызволим папу из пальцев этих лапюков!
- Так точно1 – Пальтухан, почуяв скорую работу, прищелкнул каблуками.
- Мчись в «банк-формирования», возьми тенег, да закупи стволов и другого- прочего! – продолжал Ведрило. – А за батю на пойдут: я, ты, Ирокез, Щедрик, Бубон и группировка Вазелина! Поглядим еще, кому тенег воз, а кому – жрать навоз.
***
…Дима не просто очнулся, а, буквально, ожил, вскочив с места своего лежбища стремительно и бесповоротно, как стрела, спущенная с туго натянутой тетивы. Упёршись подрагивающими ногами в пол, он безумно завертел по сторонам выпученными, как у рака, глазами.
В предрассветной тишине окружающие предметы неподвижно дремали, прикрывшись пыльцой серо-пепельной мглы, и Диме не сразу удалось осознать, что эта комната, где он вернулся сознанием в своё тело, является частью его же квартиры.
Едва живым карасем на раскалённой сковородке трепыхалось-билось-рвалось изнутри грудной клетки Димино сердце, подвешенное на еще очень тонкой нити сознания, которое беспощадно, с каждым кузнечным ударом пульса, врезалось своими сумбурными запутанностями в обнаженную нервную ткань воспаленного мозга. Дима, наконец-то сориентировавшийся, где именно в этом колышущемся пространстве находятся его руки, вошел сознанием в них, словно надевая перчатки на два размера меньше, чем необходимо. Пошевелив пальцами, Крадов волевым усилием рванул дрожащие ладони к чугунному ядру головы, которое, в силу закона гравитации, так и норовило кувыркнуть его тело, чтобы занять подобающее своему весу место – на полу. На какое-то время Дима замер. Он стоял посреди Тимкиной комнаты, ухватив руками раскалывавшуюся , как перезревший арбуз, голову, с утробным ощущением сорванной со всего кишечника слизи, с комком в обожженном, словно напалмом, горле, оглушенный эхом от ударов боксирующего сердца.
Постепенно, шаг за шагом, сознание Крадова, преодолевая боль, дискомфорт и физиологический разлад, окончательно слилось со своей белковой оболочкой; проанализировав ситуацию, оно тут же дополнило существующие физические страдания щемящими потоками душевной инквизиции.
Дальнейшее вочеловечивание Димы также шло поэтапно. Сперва Крадов осознал, что находится в довольно странном одеянии: в галстуке, свисающем вдоль позвоночника, в майке, носках и туфлях. Майка держалась на одной уцелевшей бретельке, приклеившись к волосам груди веществом, которое, судя по запаху, было засохшей рвотной массой. При каждом Димином вздохе или движении волосяной покров с легким потрескиванием болезненно рвался. Кроме того, Дима почувствовал, что его левая нога как-то неудобно, неестественно вывернута подъемом стопы вверх и от этого распухла. Наклонив голову при помощи страховочно поддерживающих рук, Дима с ужасом обнаружил, что левый туфель был почему-то правым и отличался от уже привычного, расхоженного и немного стоптанного симметричного собрата целым рядом параметров: и блеском перламутровой пуговички, и сбитым острием фасонного носка, и неустойчивой опорой высокого каблука, и, самое главное, золушкиным размером и полом.
- Если это феномен, то какой же тогда за ним кроется взволнованно-философски пробормотал Дима и захотел глотнуть слюну. Однако её на месте не оказалось, и пищевод был вынужден рефлекторно совершить холостое волнообразное движение, проталкивая в желудок, как показалось Диме, горсть толченого стекла вперемежку с сапожными гвоздиками.
«Утро стрелецкой казни II» дополнялось полнейшей амнезией. Прилагая колоссальные усилия, словно скальпируя сам себя, Дима все-таки пробил паковый лёд беспамятства, и в образовавшуюся черную полынью, как ещё летний, раскисший и вспузырившийся утопленник, всплыло только одно, последнее воспоминание: наполненная по края стограммовая рюмка, протягиваемая Диме на фоне черных волос, рыжих бровей и седых усов Гор Годзовича, который комарино-тонким голоском пропищал:
- А теперь третью – за пришедших дам!
Тут Диме не хватило кислорода. Он, открыв настежь рот, попытался хватануть воздуха в легкие, но диафрагма, до надрыва натруженная намедни рвотой, вонзила Диме под ребра острие ножей.
Мысли будоражил поиск оправдательного выхода из безнадежной ситуации, и Дима решил сперва отыграть сам у себя время, необходимое на составление убедительной легенды, прикинувшись, как обычно, беспробудно спящим. Поэтому он сразу же обмяк и управляемого, бесшумно стек обратно на кровать сына, облегченно срывая с левой ноги «испанский сапог». Подтянув колени к подбородку, Дима прикрыл свинцовыми веками вылезающие из орбит глазные яблоки и ритмично засопел, имитируя глубокий сон.
Внезапно утреннюю тишину прорезал телефонный звонок.
Дима встрепенулся, как агонизирующий козленок в руках неумолимого живодера, но снова притаился, настороженно прислушиваясь.
К периодически раздирающему ткань тишины телефону зашлепала босыми ногами Склера.
- Да… пришёл, сука… В четыре… Сам… - в сердцах говорила с невидимым собеседником жена.
- Без пиджака… без дипломата… и, даже, сволочь, без трусов! – в этом кульминационном моменте Склера не удержалась и , захлебнувшись слезами, по-волчьи взвыла.
-Пусть только очухается! –грозно завершила тираду Склера, окончательно добивая виноватого до седьмого колена, вздрагивающего при каждой её реплике полуобнаженного Крадова.
Дима понял, что спалился. Выход не просматривался, и Крадов решил и дальше мысленно моделировать варианты правдоподобности оправданий, готовясь к последнему разговору с женой до тех пор, пока надсадно не зазвучит будильник, сообщая приговоренному, что электрический стул к работе уже готов.
Разволновавшись, Дима нестерпимо захотел в туалет. Он сполз с кровати, стараясь не скрипеть пружинами, поискал, вращаясь на четвереньках, свои трусы, но, так и не найдя их, поднялся. Одной рукой натянув низ майки, чтобы прикрыть репродуктивный орган, другой рукой он оперся о стенку. Проклиная разбалансированный вестибулярный аппарат и бултыхая жидкость в переполненном мочевом пузыре, Дима начал пробираться к санузлу. В ванной, удачно совмещенной с туалетом, Крадов плюхнулся на унитаз, открыл кингстон и выпустил за борт сначала трюмную воду, а затем и часть балласта. После, даже забыв воспользоваться бумагой, ринулся к умывальнику и присосался губами, как бербер к Средиземному морю, к крану. Открыв его, он долго втягивал в себя сырую, холодную, пахнущую фтором и хлором жидкость, громко отправляя её порции ребристыми кубиками глотков в обожженный желудок.
Отдышавшись, Дима заглянул в зеркало. На него пугающе посмотрела бледно-зеленая вытянутая физиономия со всклокоченными патлами, с вкраплениями винегрета сверху и с диагональной царапиной на подбородке снизу. Под левым глазом расплывался свежий фингал, а на нижней губе запеклась кровь.
Недоуменно посмотрев на руки и убедившись, что кожа на суставах пальцев цела, Дима, все же, попытался припомнить, с кем и когда он сегодня подрался. Оставив эту затею, Крадов плюнул появившейся слюной в унитаз, рефлекторно нажимая на клавишу бачка. Запоздало спохватившись, Дима понял, что звуком зашумевшей воды разоблачил себя, выдав Склере тайну своего пробуждения. И точно – с опаской приоткрывая двери санузла Дима увидел изготовившуюся к прыжку, напружинившуюся в скрытой боевой стойке жену, которая сжимала в руках покрытую оттисками напомаженных губ Димину рубашку. Костяшки пальцев на правой руке были сбиты до крови.
Любое другое название, какое хочешь - хоть "нелокальной связью" обзови, как угодно. "Бодай-цикута" не воспринимается, это в украинском есть общеупотребительное слово "бодай", но здесь никто не знает, что это значит "хотя бы"...да даже если б и знали - ассоциаций нет устойчивых, только дурацкие - от глагола "бодать", а их же не должно там быть, по идее?
Честно - по-русски не так звучит...ну, не так и всё.
Это если ты реально хочешь издать на русском. Мне так кажется.
есть ещё Бодай-Дарума, который в русском тоже не даёт устойчивых ассоциаций.
Задала ты мне задачку... Прямо, как Бодай-Дарума...
Может, ты и придумаешь?
да я в курсе про Бодхидхарму, ты объяснял... Ну видишь, даже мне (а я не сильно глупая, как мы знаем) и то пришлось объяснять...
А название? Я же тебе уже придумала - "Нелокальная связь" (или во мн. ч. - связи), не устраивает?
Ну, хорошо, я ещё подумаю, но чем-то лучшим вряд ли меня осенит...
а ты объяви конкурс. На лучшее название. Проводить рекомендую среди женского контингента 8) - дамы будут только рады тебе чем-нибудь помочь. И заодно побыть немножко в роли музы - кто откажется...
та хочу в России роман издать. А Melamory - обижает, говорит, что название "Бодай-цикута" русским не понятно. Предлагает "Нелокальную связь". Вроде это русским понятно.
ну, он так просто кончается, что Melamory посчитала, что "Нелокальная связь" - лучший вариант:
- На сегодня – всё! - сказала, дописав страницу, доктор Эгоянэ. Она удовлетворенно захлопнула увесистую карточку истории своей болезни. Доктор уже битых два десятка лет усердно трудилась в психиатрической клинике. А в свободное от работы время Эгоянэ тайно болела (подобные казусы случаются на краю времен, увы, сплошь и рядом), персонифицируясь со своей «второй частью» - субъективным параллельным миром, где уживались, переплетаясь судьбами, и чудаковатый Президент, и мужественный генерал, и пройдоха Гор Годзович, и проницательный Саториус, и даже ревнивая жена несостоявшегося налогового инспектора.
Но каждый будний день, возвращаясь на работу, доктор Эгоянэ украдкой от коллег пыталась, как ей казалось, вполне профессионально, заниматься самолечением, облегчительно заполняя очередной листок некачественной сероватой бумаги данными о протекании своего прогрессирующего хронического заболевания.
Дописав, Эгоянэ сразу же подклеивала вышедший в свет документ в тяжеленную карточку, причем никто и никогда бы не сумел отыскать её, поскольку она существует теперь только в твоем сознании, равно как и та история болезни, которую ты каждый день проживаешь заново, желая освободиться от навязанной извне программы под довольно неточным названием «бодай-цикута» или «нелокальная связь»
Страница 1 из 7 На страницу 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7След.
Вы не мoжeте начинать темы Вы не мoжeте отвечать на сообщения Вы не мoжeте редактировать свои сообщения Вы не мoжeте удалять свои сообщения Вы не мoжeте голосовать в опросах
Движется на чудо-технике по сей день
Соблюдайте тишину и покой :)
1999-2019
...назови любую другую причину, эта не подходит
